— И ты поверишь в то, что я расскажу? Я знаю, что поверишь. Но Феллоуз не может заставить меня дать показания, не так ли? Жена не может свидетельствовать против ужа. Я слышала, как ты объяснял это Харту.
Сердце Йена забилось сильнее. Он повторял в уме каждое слово, которым обменялся с Хартом на развалинах. Она была там, должно быть, проезжала на лошади мимо. И остановилась послушать.
— А где был Кэм? Он был с тобой? Он слышал?
Бет удивленно раскрыла глаза.
— Нет, его конь потерял подкову. Слышала только я. Больше никто. Я слышала, ты говорил о ее крови. Я слышала, как ты говорил Харту, что женился на мне для того, чтобы не давать Феллоузу возможности использовать меня против тебя. Это правда? — пролепетала она с нервным смешком. — Конечно, правда. Ты не умеешь лгать.
Воспоминания нахлынули на него, ужасные и ясные. Вот он возвращается в комнату, на простынях лежит белое тело Салли, на ее лице удивление, руки, ноги залиты кровью, крашеные рыжие волосы раскинулись на подушках в том же порядке, как и змейки на подушке Бет.
— Я не мог ей помочь. Я подвел ее.
Так он подвел и Лили Мартин, вот и дама в холле перед дверью в комнату, ужас в ее глазах. Она видела. Она знала, нельзя было допустить, чтобы она рассказала констеблю, он пять лет скрывал Лили, но, в конце концов, она умерла.
А теперь Бет. Если бы она знала, то ее жизнь тоже была бы в опасности.
— Помоги мне разобраться, — попросила Бет. — Скажи мне, почему ты так боишься, почему так поступаешь со мной?
— Мне следовало это знать. Мне следовало прекратить.
— Прекратить что? Знать о чем?
Он тяжело оперся руками на плечи Бет, и она поморщилась. Тогда он убрал руки и решительно встал.
— Прекрати спрашивать меня.
— Йен, я твоя жена. Я обещаю, что не побегу к инспектору Феллоузу, чтобы рассказать ему все, что ты рассказал не. Я так и сказала тебе в тот день, когда он ко мне обратился.
— Мне наплевать на инспектора Феллоуза.
Она засмеялась, и он не понял, что в этом было смешного.
— И все же ты женился на мне, чтобы в тайне от него сохранить все свои секреты. Какая иная причина могла бы заставить тебя жениться на наивной вдове не первой молодости?
Он не понимал, о чем она говорила.
— Я женился на тебе, чтобы оградить тебя от него. Держать идиотов, подобных Мейтеру подальше от тебя. Имя Харта защищает его семью, поэтому я сделал тебя членом его семьи, сделал тебя Маккензи. Никто и пальцем не тронет семейство Маккензи.
— Потому что могущественный герцог Килморган так влиятелен в министерстве внутренних дел?
— Да.
Ее глаза были такими синими. И слезы делали их синими, как васильки, ослепительно голубыми. У Йена разболелась голова, и он потер висок.
— Я хочу помочь тебе выяснить, что произошло, — сказала Бет. — Помочь тебе обрести покой.
О Боже.
— Нет, нет, нет. Оставь это.
— Как я могу? Это разрывает твою душу, разрывает и мою. Если ты расскажешь мне, если мы обдумаем это, может быть, мы поймем, что случилось на самом деле.
Йен отшатнулся.
— Это не какая-то чертова детективная история.
Бет прикусила губу, белые зубы на красном, в нем неожиданно и совсем некстати вспыхнуло желание. Но если бы он занялся с ней любовью и не останавливался, пока она не начала бы задыхаться, она перестала бы задавать вопросы, перестала бы думать, перестала бы смотреть на него.
— Я жила в Ист-Энде, — говорила Бет, но ее слова не доходили до его сознания. — Я знала девушек легкого поведения, и они неплохо относились ко мне, по крайней мере, большинство из них. Возможно, некоторые знали Салли Тейт, знали, кто преследовал ее и убил, охваченный ревностью…
До сознания Йена наконец дошли ее слова. Он схватил е за запястья.
— Нет!
Он смотрел ей в глаза… такие голубые, такие прекрасные, каким бывает небо в середине лета…
Он закрыл глаза.
— Держись от этого подальше. Выбрось эти мысли из головы. Как ты думаешь, почему умерла Лили Мартин?
Молчание. Наконец Йен открыл глаза и снова увидел перед собой Бет, ее губы были полуоткрыты. Груди выскользнули из сорочки, мягкие и белые, так хотелось к ним прикоснуться.
— Она умерла потому, что слишком много знала, — сказал он. — Я не мог ее спасти. Я не хочу, чтобы это случилось с тобой.
Бет с изумлением посмотрела на него.
— Значит, ты думаешь, он снова нанесет удар?
Йену трудно было дышать. Он сжал кулаки и сжимал их, ока ногти не впились в ладони.
— Да оставь ты это! Черт побери, это тебя не касается!
— Ты сделал меня своей женой. И меня все касается.
— И как моя жена, ты должна повиноваться мне.
Бет уперлась руками в бедра и подняла брови.
— Ты мало что знаешь о браке, не так ли?
— Я ничего не знаю.
— Это значит вместе нести свое бремя. Это когда жена помогает мужу, а муж — жене…
— Бога ради! — Йен резко повернулся, не в силах стоять неподвижно. — Я не твой Томас, твой викарий. Я таким никогда не буду. Я знаю, ты никогда не будешь смотреть на меня так, как смотрела на него.
Она, побледнев, смотрела на Йена.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он снова повернулся к ней:
— Ты смотришь на меня, как на Безумного Маккензи, эта мысль прочно засела у тебя в голове. — Он постучал по голове. — Ты никогда не сможешь забыть о моем безумии, всегда будешь жалеть меня.
Бет задумалась, но промолчала. Его Бет, которая могла болтать о чем угодно и сколько угодно, лишилась речи.
Потому что Йен сказал правду. Она была безумно влюблена в своего первого мужа. Йен понимал, что такое любовь, даже если не мог испытывать ее. Он видел, как любовь и переживания приносили страдания его братьям, и знал, что Бет тоже это испытала.